Сколько советский людей погибло во второй мировой войне?
Во второй мировой войне погибло 26.6 млн человек..
Более подробно читайте ниже:
Долгие годы руководство Советского Союза не только скрывало правду о демографической истории страны, но и боялось ее узнать. Сведения о населении были отрывочны, неполны, а многие из них оказались засекречены. Сейчас, когда история СССР восстанавливается по крупицам, она предстает перед демографами как череда кризисов и катастроф, перемежавшихся короткими периодами нормального развития.
Одна из таких демографических катастроф пришлась на 1941—1945 годы — период Великой Отечественной войны. О том, что за победу в войне народ заплатил слишком высокую цену, знали, конечно, все. Однако формализовать это общее, умозрительное, хотя и справедливое утверждение, то есть дать более или менее точную, статистически обоснованную оценку людских потерь за период Отечественной войны, оказалось невозможным в течение сорока пяти по-
следовавших после ее окончания лет. И в первую очередь — по политическим мотивам.
Тем не менее — парадокс! — по тем же политическим мотивам иногда возникала необходимость назвать некую конкретную цифру. И первым ее назвал Сталин. В 1946 году в одном из своих выступлений он сказал, что война стоила 7 миллионов человеческих жизней. Эта цифра явно несоизмерима с масштабом бедствий, обрушившихся на страну, чего вождь не мог не понимать. Возможно, что он с прямотой горца включил в потери только военнослужащих, погибших на поле боя и умерших от ран. Остальные, гражданские, составившие большинство жертв, оказались вне его внимания.
Вскоре после окончания II мировой войны все воевавшие страны провели перепись населения: Дания — в 1945 году, Болгария, Германия, Норвегия, Польша, Франция и Япония — в 1946, Чехословакия — в 1946—1947, Бельгия и Нидерланды — в 1947, Румыния и Югославия — в 1948, Великобритания и Венгрия — в 1949, ГДР и США — в 1950, Австрия, Греция, Италия и Канада — в 1951. Лишь в СССР перепись прошла только в 1959 году. Да и сама тема людских потерь не была особенно популярной на официальном уровне — не только потому, что даже сталинское руководство устыдилось непомерной цены победы, значительно превышавшей все потери противника, но и потому, что от голода и репрессий в 30—40-е годы страна потеряла многие миллионы человеческих жизней.
В хрущевскую оттепель появилась новая оценка людских потерь за период Отечественной. Согласно Н.С.Хрущеву, война «унесла более двух десятков миллионов жизней советских граждан». Отсюда и возник существовавший до начала 90-х годов стереотип — более 20 миллионов. История этой оценки сама по себе интересна. Ее авторы — сотрудники отдела статистики населения и здравоохранения ЦСУ СССР — провели, как свидетельствуют архивы, достаточно тщательный анализ всей имеющейся информации и в результате вышли на величину в 25—27 млн. человек. Конечно, что-то в их расчетах может показаться не вполне обоснованным (демография как наука прекратила свое существование в СССР в 1938 году и вновь возникла лишь в начале 60-х), но так или иначе, эти в целом справедливые результаты пошли «наверх» и где-то там трансформировались в сакраментальную формулу.
С началом перестройки многие запретные темы, хоть и не без труда, стали возвращаться на страницы печатных изданий. На этой волне в 1987 году группа сотрудников Института военной истории при Генштабе обратилась, как тогда было положено, в ЦК КПСС с просьбой разрешить опубликовать данные о потерях армии в Отечественной войне. Времена действительно изменились: в ЦК сочли, что нет большого смысла говорить только лишь о потерях армии, и если уж возвращаться к оценке числа жертв войны, то следует уточнить официальную формулу Хрущева. Иными словами — о чудо! — впервые был дан зеленый свет проведению непредвзятого демографического анализа военного периода страны.
Вопрос по принадлежности направили в Госкомстат СССР, и там в 1988 году образовали официальную комиссию, в которую, помимо лиц из Госкомстата, вошли ученые — представители всех демографических подразделений АН СССР, МГУ и Института военной истории. Заказчиком исследования был ЦК КПСС — значит, результаты работы, то есть долгожданные цифры, следовало представить именно туда. Так в конце концов и сделали. Ну, а что с этими цифрами случилось дальше — речь впереди.
Итак, в 1988 году наша комиссия начала свою нелегкую работу, продлившуюся около двух лет. И первая же проблема, с которой мы столкнулись, состояла в том, как считать людские потери за военный период. Чтобы решить эту задачу, необходимы были не только соответствующие методики расчетов, но, главное, все, именно все данные по демографической статистике страны — как за военный, так и за предвоенный и послевоенный периоды. А на этих данных стоял гриф «секретно».
Удивительно или нет, но секретность пала. Чья тут заслуга весомее — ЦК, который не оказал на нас ожидаемого давления, или нашей комиссии, своей волей снявшей гриф «секретно» со всего хранившегося в архивах, — судить об этом сегодня уже нет смысла. Хотя, объективности ради, надо признать, что тогдашний, горбачевский ЦК сыграл во всем этом деле безусловно положительную роль (кто конкретно ведал нашей проблемой секретности и шла ли там, на самом верху, какая-то борьба по данному поводу, — не знаю, поэтому и пользуюсь безличным понятием — ЦК).
Таким образом, комиссия получила в свое рас-
поражение действительно все необходимые статистические данные. После чего и началась собственно научная работа. И первое, о чем, несколько забегая вперед, надо сказать, — это о результате, на который вышла группа наших военных историков. Речь идет об обших потерях за период войны советских вооруженных сил. Вот цифра: вместе с пограничными и внутренними войсками потери Советской Армии составили 8,7 млн. человек. Если абсолютно точно, то 8668400 военнослужащих (эти данные позднее были опубликованы в «Военно-историческом журнале»: Г.Ф.Кривошеев, ВИЖ, 1991, № 2). Здесь, однако, необходимо отметить, что приведенное значение — 8,7 млн. — включает в себя лишь погибших военнослужащих (армейских, НКВД и МВД), а погибшие из формирований гражданских партизан (то есть не отрядов НКВД, воевавших на оккупированных территориях) и ополченцев тут учтены не были. Последнее, в числе прочего, предстояло сделать нам.
Теперь следует рассказать о самом главном — самом главном, конечно, с позиций демографии как науки: если в вашем распоряжении наконец-то все необходимые для решения задачи данные, то что и как считать? Иными словами, кого, какие группы населения включать в число жертв войны? И дальше: когда такой вопрос решен, каким методом это число определять? Следовательно, первое, что необходимо было сделать, это, как и положено в любой области науки, договориться о терминах и понятиях.
Применительно к демографической оценке периода войны такое четкое понятие существует: это — людские потери, или потери населения. Понятие-то существует, однако его толкования не всегда однозначны, что так или иначе сказывается на конечной оценке потерь. Для нас было безусловно, что к людским потерям периода Отечественной войны следует отнести не только тех, кто погиб с оружием в руках, но также и всех тех, кто умер раньше времени в результате повышения уровня смертности в период войны в тылу, в прифронтовой зоне и на оккупированных территориях. Причины смертности тут разные: общее ухудшение условий жизни, недостаточная медицинская помошь или ее полное отсутствие, физическое и нервное перенапряжение людей, голод и другие связанные с войной факторы. Однако при статистическом учете эти случаи смерти не могут быть индивидуально выделены из общего числа смертей, происшедших в годы войны. Нельзя, даже обладая всей полнотой информации, сказать, относится ли тот или иной случай смерти в тылу к людским потерям или связан с «нормальной» смертностью. То есть в отличие от метода подсчета реального числа погибших военнослужащих тут невозможно составить поименный список жертв войны. И все-таки, о чем речь пойдет ниже, определенная статистическая процедура позволяет, хотя и не в лоб, учесть и реально оценить превышение смертности мирного населения в период войны.
Необходимо сказать вот еще о чем. Помимо численности умерших среди мирного населения из-за общего повышения уровня смертности в годы войны, некоторые демографы предлагают включать в понятие потерь населения и численность неродившихся, поскольку, действительно, рождаемость в военные годы значительно ниже, чем в мирное время. Кроме того, существуют и еще более широкие толкования, когда в потери населения из-за войны включают, например, повышенную смертность в послевоенный период из-за подорванного войной здоровья. Общее мнение нашей комиссии было таково, что включать в число людских потерь два этих последних параметра (неродившихся в период войны и умерших в послевоенный период) неправомерно, точнее, некорректно. Во-первых, снижение рождаемости — явление, отмечавшееся в истории нашей страны неоднократно и не только в военный период; и во-вторых: повышенная смертность из-за подорванного здоровья — не кажется ли читателю, что вся история страны, с ее повторявшимися репрессиями, геноцидом, голодом и в том числе великой войной, — это сплошь история подорванного здоровья и, как следствие, повышенной смертности и снижения продолжительности жизни населения? Помните, у Высоцкого: «Ведь вся история страны — история болезни»...
Итак, после решения вопроса, кого, какие группы населения необходимо включать в понятие людских потерь, связанных с войной (то есть —
что считать), следовало определиться в проблеме чисто методической: как считать. Это тем более актуально, что, как уже упоминалось, каждый конкретный случай смерти среди мирного населения невозможно однозначно отнести к числу потерь, связанных именно с войной.
В такой ситуации используют метод, получивший название метода демографического баланса (он был разработан в 30-х годах нашего столетия). Суть метода в следуюшем. Если мы располагаем данными о числе людей каждого возраста в стране в начале и конце войны (как если бы перед самой войной и сразу после войны прошла перепись населения), а также сведениями о числе родившихся в годы войны, то можно рассчитать гипотетическую численность населения к концу войны при некотором «нормальном» уровне смертности. Сравнивая реальную убыль людей каждого поколения за годы войны с гипотетической убылью за тот же период, можно оценить людские потери. Сравнение с «нормальным» уровнем убыли необходимо, потому что иначе мы приняли бы за норму бессмертие.
Людские потери, оцениваемые таким методом, включают также тех людей из населения СССР на 22 июня 1941 года, которые покинули территорию СССР в период войны и не вернулись до конца войны.
Однако ни непосредственно перед войной, ни сразу после ее окончания перепись населения не проводили, а статистика рождений в годы войны была неполной. Следовательно, надо было определить: 1) число людей каждого возраста в СССР к началу войны, то есть к середине 1941 года; 2) число людей каждого поколения к концу войны (в качестве условной даты окончания войны мы взяли 31 декабря 1945 года, чтобы в число людских потерь вошли умершие от ран в госпиталях и не попали вернувшиеся в СССР бывшие военнопленные и перемещенные лица из числа гражданского населения и репатриировавшиеся из СССР граждане других стран); 3) число родившихся за каждый год войны.
После этого возможно рассчитать ожидаемую численность населения к концу войны, выбрав некоторый «нормальный» уровень смертности, и сопоставить расчетную численность с фактической.
Мы, конечно, прекрасно знали, что за два с половиной года до начала войны, в январе 1939 года, в СССР прошла перепись населения. И если бы не расширение границ страны в 1939— 1940 годы и некоторые сомнения в качестве самой переписи 39-го года, расчет численности населения к началу войны можно было счесть чисто технической задачей. Справедливость давнего недоверия демографов к результатам переписи 39-го года подтвердил проведенный нами анализ архивных материалов. Дело в том, что за два года до нее, в 1937 году, тоже проводили перепись населения и она дала существенно меньшую численность населения, чем перепись 39-го. Поэтому перепись 1937 года объявили «вредительской», десятки специалистов-статистиков и демографов были репрессированы, а итоги переписи спрятаны в архиве с грифом «секретно». Сегодня очевидно: это потребовалось для того, чтобы скрыть страшные последствия голода 1933 года, унесшего более 7 млн. человеческих жизней.
Вот архивный документ. В записке, направленной Сталину и Молотову перед переписью 1939 года, П.И.Попов, с 1918 до 1926 года — начальник ЦСУ, а к переписи 1939 года — начальник сель-хозотдела Госплана, в частности, сообщает: «Фашисты Германии, Италии, Японии и троцкист-ско-бухаринская банда шпионов и диверсантов несомненно постараются использовать это расхождение в цифрах для своих вражеских политических целей. Они несомненно постараются рассматривать это расхождение как доказательство того, что произошло сокращение населения под влиянием нашей хозяйственной политики. Писала же печать фашистской Германии в 1936 г. о вымирании населения Башкирии. У этих фашистских гадин внешнего и внутреннего происхождения необходимо заранее (то есть до опубликования итогов переписи 1939 года. — Т.Х.) вырвать зубы, а это нужно и возможно сделать» (РГАЭ, ф. 1562, оп. 329, ед. хран. 279, лл. 57—61).
Но и это еще не все. Не успели представить фальсифицированные данные переписи 1939 года, как они уже устарели. В 1939— 1940 годах в результате экспансии, санкционированной пактом Риббентропа—Молотова, территория СССР оказалась значительно расширенной. Изменение границ происходило в обстановке значительной миграции и сопровождалось многочисленными встречными потоками людей: одни бежали от коммунистов в Германию, другие от фашистов в СССР. Сразу после присоединения западных территорий ни переписи, ни учета населения там не проводили. Кроме того, почти сразу на этих территориях начались массовые депортации представителей «эксплуататорских классов и других чуждых элементов», масштабы которых стали нам известны только сейчас. Поэтому мы сочли необходимым оценивать потери населения страны в современных ее границах, исходя из полученной оценки численности населения на присоединенных до начала войны территориях в 20,1 млн. человек. Это существенный момент: метод демографического баланса предполагает сопоставление населения в одних и тех же территориальных границах.
Наконец, такая важная проблема, как определение числа родившихся и умерших исходя из официальных данных об их регистрации. Совершенно ясно, что некоторая часть случаев рождений и смертей проходит мимо статистики и занижает искомые результаты. В предвоенные и военные"годы это было в СССР нередким явле-
нием, обусловленным, в том числе, и полити-1 ческими мотивами. Так, наши архивные изыскания и анализ географии смертности показали, что до 1940 года случаи смерти спецпереселенцев и заключенных в концлагерях далеко не полностью попадали в общегражданскую регистрацию. Далее, в 1960 году с грифом «Для служебного пользования» был выпушен статистический сборник «Естественное и механическое движение населения РСФСР». Там приведены общие коэффициенты смертности населения регионов России в 1940 году. В целом по России этот показатель составлял 20,6 на 1000 населения. А вот список регионов, где смертность была выше 30 на 1000: Архангельская и Пермская области, .Коми, Карельская, Марийская, Татарская, Калмыцкая и Удмуртская республики. Можно допустить, что в 1940 году смерти заключенных начали регистрировать (до Сибири и Дальнего Востока новые веяния, вероятно, не дошли, или полнота учета там была значительно ниже) и показатели смертности сразу высветили географию ГУЛАГа.
Сопоставляя между собой всевозможные архивные данные и учитывая известные демографические закономерности, мы скорректировали числа родившихся и умерших на территории СССР с 1937 по 1941 годы.
Вот таким образом, опираясь на все эти оценки, нам удалось в конце концов рассчитать численность населения СССР на середину 1941 года. При расчете по возрастам надо учесть, что каждое поколение ежегодно стареет на год, а новорожденные попадают в самую младшую возрастную группу. Поскольку данные о числе родившихся и умерших за первую половину 1941 года отсутствовали, пришлось допустить, что в предвоенные месяцы действовали те же закономерности, что и в 1940 году.
Аналогично, но двигаясь в обратном направлении от первой послевоенной переписи 1959 года, мы рассчитали численность населения страны на 1946 год. Здесь тоже были свои проблемы. Голод 1947 года, не столь катастрофический, как в 1933, унес, по-видимому, около 1 млн. жизней, и далеко не все случаи смерти вошли в статистические сводки. В стране продолжался террор, многих советских военнослужащих, вернувшихся из фашистского плена, отправили в лагеря, равно как и часть перемещенных лиц и гражданского населения, бывшего в оккупации. А случаи смерти в лагерях по-прежнему часто недоучитывались. Поэтому и здесь (в период 1946—1958 годов), определяя численность населения на 1946 год, нам пришлось корректировать данные статистики.
Когда расчет был закончен, мы сделали в архивах еще одно открытие. Оказывается, ЦСУ собирало и обрабатывало списки избирателей, подготовленные ко всем послевоенным выборам в Верховный Совет и местные советы. Сравнение данных о числе избирателей с результатами наших расчетов показало, что наши результаты достаточно точны. Однако вот такая деталь: по нашим расчетам, число потенциальных избирателей в феврале 1946 года — 105,1 млн. человек, а в списки внесено лишь 101,7 млн. Разность — 3,4 млн. — в значительной мере приходится на мужчин. То есть это, скорее всего, люди, лишенные избирательного права, — заключенные и ссыльные.
И наконец, последнее: в качестве «нормального» уровня мы приняли уровень смертности 1940 года.
Итак, долгожданные результаты. Наиболее вероятная численность населения СССР на середину 1941 года — время начала войны — составляла 196,7 млн. человек. Численность населения СССР на начало 1946 года, по нашим расчетам, — 170,5 млн. Из общей численности населения на начало 1946 года 159,5 млн. человек (68,8 млн. мужчин и 90,7 млн. женшин) родились до начала войны. Таким образом, общее число погибших, умерших или оказавшихся за пределами страны за рассматриваемый период из числа родившихся до июля 1941 года составляет: 196,7 — 159,5 = 37,2 млн. человек. Однако вся эта численность не может быть, конечно, отнесена к людским потерям: ведь и в мирное время за четыре с половиной года умерла бы некоторая часть живущих. Поскольку мы приняли, что смертность во всех возрастах в течение 1941 — 1945 годов оставалась такой же, как и в предвоенном 1940 году, то число умерших за четыре с половиной года должно составить 11,9 млн. человек. Следовательно, людские потери этих поколений — поколений, родившихся до начала войны, — составляют в общей сложности 25,3 млн. человек (37,2 — 11,9).
Но это, понятно, еще не окончательная цифра. К 25,3 млн. людских потерь среди родившихся до начала войны необходимо добавить также и потери, понесенные страной из-за более высокой, чем перед войной, смертности детей, которые родились за годы войны. Эти потери составили 1,3 млн. детей. Суммируя их с предыдущим значением, получаем: 25,3 + 1,3 = 26,6 млн. человек. Это и есть общая, заключительная цифра людских потерь страны в Великой Отечественной войне.
Естественно, было бы желательно структурировать полученное значение, то есть показать реальные численности всех отдельных групп, составляющих в сумме искомые 26,6 млн. потерь. Однако сделать это в отдельности, к сожалению, не везде возможно. И тем не менее в более общем виде результаты следующие.
Из 26,6 млн. потерь более 75% (20,0 млн.) — это мужчины. Наиболее пострадали поколения мужчин, родившихся в 1901—1931 годах: из общей величины потерь на их долю приходится
10 млн. преждевременно прерванных жизней.
Примерно 9—10 млн. потерь составили умершие в годы войны от общего повышения уровня смертности в результате ухудшения условий жизни, а также лица, покинувшие территорию страны.
Непосредственно от военных действий и иных действий противника погибло (и умерло от ран) 16—17 млн. человек. По расчетам Генерального штаба, потери вооруженных сил — 8,7 млн. Эти данные, как уже указывалось, заведомо не включают партизан из числа гражданского населения, погибших в тылу врага, и народных ополченцев, погибших до того, как их стали включать в армейские реестры. Таким образом, 16—17 млн. погибших — это военнослужащие (8,7 млн.), гражданские партизаны, народные ополченцы и, кроме них, мирные жители.
Вот, собственно, и все, если говорить о конкретных результатах нашей двухлетней кропотливой работы. Понятно, что многие тонкие (и крайне интересные для демографа) моменты остались за рамками настоящей статьи, поэтому те из читателей, кого интересуют демографические и статистические нюансы расчета людских потерь, могут ознакомиться с ними в нашей книге «Население Советского Союза: 1922 — 1991». И, кстати, там же речь идет и об обсуждении полученных результатов, поскольку у нашего расчета были и остаются оппоненты. По их мнению, мы занизили оценку, но это, скорее, уже повод для дискуссии, причем не слишком продуктивной. Со своей стороны замечу, что нами впервые представлен результат, свободный от политического заказа и идеологических установок самих разработчиков. Именно такой подход и дал на выходе достаточно объективную оценку людских потерь, которая несколько разочаровала определенным образом настроенных лиц.
А сейчас, заканчивая, хочу, как и обещала, рассказать, а что же наш заказчик — ЦК? Ведь, если помните, результаты работы нашей комиссии мы обязаны были представить именно ему.
Представили. Год шел — 1990-й. Там, в ЦК, ознакомились, поблагодарили и сказали: можете публиковать, но... только как результат научного исследования — то есть в специальных научных изданиях, а сообщений в средствах массовой информации на данную тему — не будет.
Ну, спасибо и на том. Правда, тогда же, в 1990 году, М.С.Горбачев в одном из своих выступлений, касаясь 45-летия Победы, успел-таки назвать именно нашу цифру: около 27 млн. человек. Вернее, не нашу, а ту, которая — цена и всеобщая, вечная боль Победы.
Более подробно читайте ниже:
Долгие годы руководство Советского Союза не только скрывало правду о демографической истории страны, но и боялось ее узнать. Сведения о населении были отрывочны, неполны, а многие из них оказались засекречены. Сейчас, когда история СССР восстанавливается по крупицам, она предстает перед демографами как череда кризисов и катастроф, перемежавшихся короткими периодами нормального развития.
Одна из таких демографических катастроф пришлась на 1941—1945 годы — период Великой Отечественной войны. О том, что за победу в войне народ заплатил слишком высокую цену, знали, конечно, все. Однако формализовать это общее, умозрительное, хотя и справедливое утверждение, то есть дать более или менее точную, статистически обоснованную оценку людских потерь за период Отечественной войны, оказалось невозможным в течение сорока пяти по-
следовавших после ее окончания лет. И в первую очередь — по политическим мотивам.
Тем не менее — парадокс! — по тем же политическим мотивам иногда возникала необходимость назвать некую конкретную цифру. И первым ее назвал Сталин. В 1946 году в одном из своих выступлений он сказал, что война стоила 7 миллионов человеческих жизней. Эта цифра явно несоизмерима с масштабом бедствий, обрушившихся на страну, чего вождь не мог не понимать. Возможно, что он с прямотой горца включил в потери только военнослужащих, погибших на поле боя и умерших от ран. Остальные, гражданские, составившие большинство жертв, оказались вне его внимания.
Вскоре после окончания II мировой войны все воевавшие страны провели перепись населения: Дания — в 1945 году, Болгария, Германия, Норвегия, Польша, Франция и Япония — в 1946, Чехословакия — в 1946—1947, Бельгия и Нидерланды — в 1947, Румыния и Югославия — в 1948, Великобритания и Венгрия — в 1949, ГДР и США — в 1950, Австрия, Греция, Италия и Канада — в 1951. Лишь в СССР перепись прошла только в 1959 году. Да и сама тема людских потерь не была особенно популярной на официальном уровне — не только потому, что даже сталинское руководство устыдилось непомерной цены победы, значительно превышавшей все потери противника, но и потому, что от голода и репрессий в 30—40-е годы страна потеряла многие миллионы человеческих жизней.
В хрущевскую оттепель появилась новая оценка людских потерь за период Отечественной. Согласно Н.С.Хрущеву, война «унесла более двух десятков миллионов жизней советских граждан». Отсюда и возник существовавший до начала 90-х годов стереотип — более 20 миллионов. История этой оценки сама по себе интересна. Ее авторы — сотрудники отдела статистики населения и здравоохранения ЦСУ СССР — провели, как свидетельствуют архивы, достаточно тщательный анализ всей имеющейся информации и в результате вышли на величину в 25—27 млн. человек. Конечно, что-то в их расчетах может показаться не вполне обоснованным (демография как наука прекратила свое существование в СССР в 1938 году и вновь возникла лишь в начале 60-х), но так или иначе, эти в целом справедливые результаты пошли «наверх» и где-то там трансформировались в сакраментальную формулу.
С началом перестройки многие запретные темы, хоть и не без труда, стали возвращаться на страницы печатных изданий. На этой волне в 1987 году группа сотрудников Института военной истории при Генштабе обратилась, как тогда было положено, в ЦК КПСС с просьбой разрешить опубликовать данные о потерях армии в Отечественной войне. Времена действительно изменились: в ЦК сочли, что нет большого смысла говорить только лишь о потерях армии, и если уж возвращаться к оценке числа жертв войны, то следует уточнить официальную формулу Хрущева. Иными словами — о чудо! — впервые был дан зеленый свет проведению непредвзятого демографического анализа военного периода страны.
Вопрос по принадлежности направили в Госкомстат СССР, и там в 1988 году образовали официальную комиссию, в которую, помимо лиц из Госкомстата, вошли ученые — представители всех демографических подразделений АН СССР, МГУ и Института военной истории. Заказчиком исследования был ЦК КПСС — значит, результаты работы, то есть долгожданные цифры, следовало представить именно туда. Так в конце концов и сделали. Ну, а что с этими цифрами случилось дальше — речь впереди.
Итак, в 1988 году наша комиссия начала свою нелегкую работу, продлившуюся около двух лет. И первая же проблема, с которой мы столкнулись, состояла в том, как считать людские потери за военный период. Чтобы решить эту задачу, необходимы были не только соответствующие методики расчетов, но, главное, все, именно все данные по демографической статистике страны — как за военный, так и за предвоенный и послевоенный периоды. А на этих данных стоял гриф «секретно».
Удивительно или нет, но секретность пала. Чья тут заслуга весомее — ЦК, который не оказал на нас ожидаемого давления, или нашей комиссии, своей волей снявшей гриф «секретно» со всего хранившегося в архивах, — судить об этом сегодня уже нет смысла. Хотя, объективности ради, надо признать, что тогдашний, горбачевский ЦК сыграл во всем этом деле безусловно положительную роль (кто конкретно ведал нашей проблемой секретности и шла ли там, на самом верху, какая-то борьба по данному поводу, — не знаю, поэтому и пользуюсь безличным понятием — ЦК).
Таким образом, комиссия получила в свое рас-
поражение действительно все необходимые статистические данные. После чего и началась собственно научная работа. И первое, о чем, несколько забегая вперед, надо сказать, — это о результате, на который вышла группа наших военных историков. Речь идет об обших потерях за период войны советских вооруженных сил. Вот цифра: вместе с пограничными и внутренними войсками потери Советской Армии составили 8,7 млн. человек. Если абсолютно точно, то 8668400 военнослужащих (эти данные позднее были опубликованы в «Военно-историческом журнале»: Г.Ф.Кривошеев, ВИЖ, 1991, № 2). Здесь, однако, необходимо отметить, что приведенное значение — 8,7 млн. — включает в себя лишь погибших военнослужащих (армейских, НКВД и МВД), а погибшие из формирований гражданских партизан (то есть не отрядов НКВД, воевавших на оккупированных территориях) и ополченцев тут учтены не были. Последнее, в числе прочего, предстояло сделать нам.
Теперь следует рассказать о самом главном — самом главном, конечно, с позиций демографии как науки: если в вашем распоряжении наконец-то все необходимые для решения задачи данные, то что и как считать? Иными словами, кого, какие группы населения включать в число жертв войны? И дальше: когда такой вопрос решен, каким методом это число определять? Следовательно, первое, что необходимо было сделать, это, как и положено в любой области науки, договориться о терминах и понятиях.
Применительно к демографической оценке периода войны такое четкое понятие существует: это — людские потери, или потери населения. Понятие-то существует, однако его толкования не всегда однозначны, что так или иначе сказывается на конечной оценке потерь. Для нас было безусловно, что к людским потерям периода Отечественной войны следует отнести не только тех, кто погиб с оружием в руках, но также и всех тех, кто умер раньше времени в результате повышения уровня смертности в период войны в тылу, в прифронтовой зоне и на оккупированных территориях. Причины смертности тут разные: общее ухудшение условий жизни, недостаточная медицинская помошь или ее полное отсутствие, физическое и нервное перенапряжение людей, голод и другие связанные с войной факторы. Однако при статистическом учете эти случаи смерти не могут быть индивидуально выделены из общего числа смертей, происшедших в годы войны. Нельзя, даже обладая всей полнотой информации, сказать, относится ли тот или иной случай смерти в тылу к людским потерям или связан с «нормальной» смертностью. То есть в отличие от метода подсчета реального числа погибших военнослужащих тут невозможно составить поименный список жертв войны. И все-таки, о чем речь пойдет ниже, определенная статистическая процедура позволяет, хотя и не в лоб, учесть и реально оценить превышение смертности мирного населения в период войны.
Необходимо сказать вот еще о чем. Помимо численности умерших среди мирного населения из-за общего повышения уровня смертности в годы войны, некоторые демографы предлагают включать в понятие потерь населения и численность неродившихся, поскольку, действительно, рождаемость в военные годы значительно ниже, чем в мирное время. Кроме того, существуют и еще более широкие толкования, когда в потери населения из-за войны включают, например, повышенную смертность в послевоенный период из-за подорванного войной здоровья. Общее мнение нашей комиссии было таково, что включать в число людских потерь два этих последних параметра (неродившихся в период войны и умерших в послевоенный период) неправомерно, точнее, некорректно. Во-первых, снижение рождаемости — явление, отмечавшееся в истории нашей страны неоднократно и не только в военный период; и во-вторых: повышенная смертность из-за подорванного здоровья — не кажется ли читателю, что вся история страны, с ее повторявшимися репрессиями, геноцидом, голодом и в том числе великой войной, — это сплошь история подорванного здоровья и, как следствие, повышенной смертности и снижения продолжительности жизни населения? Помните, у Высоцкого: «Ведь вся история страны — история болезни»...
Итак, после решения вопроса, кого, какие группы населения необходимо включать в понятие людских потерь, связанных с войной (то есть —
что считать), следовало определиться в проблеме чисто методической: как считать. Это тем более актуально, что, как уже упоминалось, каждый конкретный случай смерти среди мирного населения невозможно однозначно отнести к числу потерь, связанных именно с войной.
В такой ситуации используют метод, получивший название метода демографического баланса (он был разработан в 30-х годах нашего столетия). Суть метода в следуюшем. Если мы располагаем данными о числе людей каждого возраста в стране в начале и конце войны (как если бы перед самой войной и сразу после войны прошла перепись населения), а также сведениями о числе родившихся в годы войны, то можно рассчитать гипотетическую численность населения к концу войны при некотором «нормальном» уровне смертности. Сравнивая реальную убыль людей каждого поколения за годы войны с гипотетической убылью за тот же период, можно оценить людские потери. Сравнение с «нормальным» уровнем убыли необходимо, потому что иначе мы приняли бы за норму бессмертие.
Людские потери, оцениваемые таким методом, включают также тех людей из населения СССР на 22 июня 1941 года, которые покинули территорию СССР в период войны и не вернулись до конца войны.
Однако ни непосредственно перед войной, ни сразу после ее окончания перепись населения не проводили, а статистика рождений в годы войны была неполной. Следовательно, надо было определить: 1) число людей каждого возраста в СССР к началу войны, то есть к середине 1941 года; 2) число людей каждого поколения к концу войны (в качестве условной даты окончания войны мы взяли 31 декабря 1945 года, чтобы в число людских потерь вошли умершие от ран в госпиталях и не попали вернувшиеся в СССР бывшие военнопленные и перемещенные лица из числа гражданского населения и репатриировавшиеся из СССР граждане других стран); 3) число родившихся за каждый год войны.
После этого возможно рассчитать ожидаемую численность населения к концу войны, выбрав некоторый «нормальный» уровень смертности, и сопоставить расчетную численность с фактической.
Мы, конечно, прекрасно знали, что за два с половиной года до начала войны, в январе 1939 года, в СССР прошла перепись населения. И если бы не расширение границ страны в 1939— 1940 годы и некоторые сомнения в качестве самой переписи 39-го года, расчет численности населения к началу войны можно было счесть чисто технической задачей. Справедливость давнего недоверия демографов к результатам переписи 39-го года подтвердил проведенный нами анализ архивных материалов. Дело в том, что за два года до нее, в 1937 году, тоже проводили перепись населения и она дала существенно меньшую численность населения, чем перепись 39-го. Поэтому перепись 1937 года объявили «вредительской», десятки специалистов-статистиков и демографов были репрессированы, а итоги переписи спрятаны в архиве с грифом «секретно». Сегодня очевидно: это потребовалось для того, чтобы скрыть страшные последствия голода 1933 года, унесшего более 7 млн. человеческих жизней.
Вот архивный документ. В записке, направленной Сталину и Молотову перед переписью 1939 года, П.И.Попов, с 1918 до 1926 года — начальник ЦСУ, а к переписи 1939 года — начальник сель-хозотдела Госплана, в частности, сообщает: «Фашисты Германии, Италии, Японии и троцкист-ско-бухаринская банда шпионов и диверсантов несомненно постараются использовать это расхождение в цифрах для своих вражеских политических целей. Они несомненно постараются рассматривать это расхождение как доказательство того, что произошло сокращение населения под влиянием нашей хозяйственной политики. Писала же печать фашистской Германии в 1936 г. о вымирании населения Башкирии. У этих фашистских гадин внешнего и внутреннего происхождения необходимо заранее (то есть до опубликования итогов переписи 1939 года. — Т.Х.) вырвать зубы, а это нужно и возможно сделать» (РГАЭ, ф. 1562, оп. 329, ед. хран. 279, лл. 57—61).
Но и это еще не все. Не успели представить фальсифицированные данные переписи 1939 года, как они уже устарели. В 1939— 1940 годах в результате экспансии, санкционированной пактом Риббентропа—Молотова, территория СССР оказалась значительно расширенной. Изменение границ происходило в обстановке значительной миграции и сопровождалось многочисленными встречными потоками людей: одни бежали от коммунистов в Германию, другие от фашистов в СССР. Сразу после присоединения западных территорий ни переписи, ни учета населения там не проводили. Кроме того, почти сразу на этих территориях начались массовые депортации представителей «эксплуататорских классов и других чуждых элементов», масштабы которых стали нам известны только сейчас. Поэтому мы сочли необходимым оценивать потери населения страны в современных ее границах, исходя из полученной оценки численности населения на присоединенных до начала войны территориях в 20,1 млн. человек. Это существенный момент: метод демографического баланса предполагает сопоставление населения в одних и тех же территориальных границах.
Наконец, такая важная проблема, как определение числа родившихся и умерших исходя из официальных данных об их регистрации. Совершенно ясно, что некоторая часть случаев рождений и смертей проходит мимо статистики и занижает искомые результаты. В предвоенные и военные"годы это было в СССР нередким явле-
нием, обусловленным, в том числе, и полити-1 ческими мотивами. Так, наши архивные изыскания и анализ географии смертности показали, что до 1940 года случаи смерти спецпереселенцев и заключенных в концлагерях далеко не полностью попадали в общегражданскую регистрацию. Далее, в 1960 году с грифом «Для служебного пользования» был выпушен статистический сборник «Естественное и механическое движение населения РСФСР». Там приведены общие коэффициенты смертности населения регионов России в 1940 году. В целом по России этот показатель составлял 20,6 на 1000 населения. А вот список регионов, где смертность была выше 30 на 1000: Архангельская и Пермская области, .Коми, Карельская, Марийская, Татарская, Калмыцкая и Удмуртская республики. Можно допустить, что в 1940 году смерти заключенных начали регистрировать (до Сибири и Дальнего Востока новые веяния, вероятно, не дошли, или полнота учета там была значительно ниже) и показатели смертности сразу высветили географию ГУЛАГа.
Сопоставляя между собой всевозможные архивные данные и учитывая известные демографические закономерности, мы скорректировали числа родившихся и умерших на территории СССР с 1937 по 1941 годы.
Вот таким образом, опираясь на все эти оценки, нам удалось в конце концов рассчитать численность населения СССР на середину 1941 года. При расчете по возрастам надо учесть, что каждое поколение ежегодно стареет на год, а новорожденные попадают в самую младшую возрастную группу. Поскольку данные о числе родившихся и умерших за первую половину 1941 года отсутствовали, пришлось допустить, что в предвоенные месяцы действовали те же закономерности, что и в 1940 году.
Аналогично, но двигаясь в обратном направлении от первой послевоенной переписи 1959 года, мы рассчитали численность населения страны на 1946 год. Здесь тоже были свои проблемы. Голод 1947 года, не столь катастрофический, как в 1933, унес, по-видимому, около 1 млн. жизней, и далеко не все случаи смерти вошли в статистические сводки. В стране продолжался террор, многих советских военнослужащих, вернувшихся из фашистского плена, отправили в лагеря, равно как и часть перемещенных лиц и гражданского населения, бывшего в оккупации. А случаи смерти в лагерях по-прежнему часто недоучитывались. Поэтому и здесь (в период 1946—1958 годов), определяя численность населения на 1946 год, нам пришлось корректировать данные статистики.
Когда расчет был закончен, мы сделали в архивах еще одно открытие. Оказывается, ЦСУ собирало и обрабатывало списки избирателей, подготовленные ко всем послевоенным выборам в Верховный Совет и местные советы. Сравнение данных о числе избирателей с результатами наших расчетов показало, что наши результаты достаточно точны. Однако вот такая деталь: по нашим расчетам, число потенциальных избирателей в феврале 1946 года — 105,1 млн. человек, а в списки внесено лишь 101,7 млн. Разность — 3,4 млн. — в значительной мере приходится на мужчин. То есть это, скорее всего, люди, лишенные избирательного права, — заключенные и ссыльные.
И наконец, последнее: в качестве «нормального» уровня мы приняли уровень смертности 1940 года.
Итак, долгожданные результаты. Наиболее вероятная численность населения СССР на середину 1941 года — время начала войны — составляла 196,7 млн. человек. Численность населения СССР на начало 1946 года, по нашим расчетам, — 170,5 млн. Из общей численности населения на начало 1946 года 159,5 млн. человек (68,8 млн. мужчин и 90,7 млн. женшин) родились до начала войны. Таким образом, общее число погибших, умерших или оказавшихся за пределами страны за рассматриваемый период из числа родившихся до июля 1941 года составляет: 196,7 — 159,5 = 37,2 млн. человек. Однако вся эта численность не может быть, конечно, отнесена к людским потерям: ведь и в мирное время за четыре с половиной года умерла бы некоторая часть живущих. Поскольку мы приняли, что смертность во всех возрастах в течение 1941 — 1945 годов оставалась такой же, как и в предвоенном 1940 году, то число умерших за четыре с половиной года должно составить 11,9 млн. человек. Следовательно, людские потери этих поколений — поколений, родившихся до начала войны, — составляют в общей сложности 25,3 млн. человек (37,2 — 11,9).
Но это, понятно, еще не окончательная цифра. К 25,3 млн. людских потерь среди родившихся до начала войны необходимо добавить также и потери, понесенные страной из-за более высокой, чем перед войной, смертности детей, которые родились за годы войны. Эти потери составили 1,3 млн. детей. Суммируя их с предыдущим значением, получаем: 25,3 + 1,3 = 26,6 млн. человек. Это и есть общая, заключительная цифра людских потерь страны в Великой Отечественной войне.
Естественно, было бы желательно структурировать полученное значение, то есть показать реальные численности всех отдельных групп, составляющих в сумме искомые 26,6 млн. потерь. Однако сделать это в отдельности, к сожалению, не везде возможно. И тем не менее в более общем виде результаты следующие.
Из 26,6 млн. потерь более 75% (20,0 млн.) — это мужчины. Наиболее пострадали поколения мужчин, родившихся в 1901—1931 годах: из общей величины потерь на их долю приходится
10 млн. преждевременно прерванных жизней.
Примерно 9—10 млн. потерь составили умершие в годы войны от общего повышения уровня смертности в результате ухудшения условий жизни, а также лица, покинувшие территорию страны.
Непосредственно от военных действий и иных действий противника погибло (и умерло от ран) 16—17 млн. человек. По расчетам Генерального штаба, потери вооруженных сил — 8,7 млн. Эти данные, как уже указывалось, заведомо не включают партизан из числа гражданского населения, погибших в тылу врага, и народных ополченцев, погибших до того, как их стали включать в армейские реестры. Таким образом, 16—17 млн. погибших — это военнослужащие (8,7 млн.), гражданские партизаны, народные ополченцы и, кроме них, мирные жители.
Вот, собственно, и все, если говорить о конкретных результатах нашей двухлетней кропотливой работы. Понятно, что многие тонкие (и крайне интересные для демографа) моменты остались за рамками настоящей статьи, поэтому те из читателей, кого интересуют демографические и статистические нюансы расчета людских потерь, могут ознакомиться с ними в нашей книге «Население Советского Союза: 1922 — 1991». И, кстати, там же речь идет и об обсуждении полученных результатов, поскольку у нашего расчета были и остаются оппоненты. По их мнению, мы занизили оценку, но это, скорее, уже повод для дискуссии, причем не слишком продуктивной. Со своей стороны замечу, что нами впервые представлен результат, свободный от политического заказа и идеологических установок самих разработчиков. Именно такой подход и дал на выходе достаточно объективную оценку людских потерь, которая несколько разочаровала определенным образом настроенных лиц.
А сейчас, заканчивая, хочу, как и обещала, рассказать, а что же наш заказчик — ЦК? Ведь, если помните, результаты работы нашей комиссии мы обязаны были представить именно ему.
Представили. Год шел — 1990-й. Там, в ЦК, ознакомились, поблагодарили и сказали: можете публиковать, но... только как результат научного исследования — то есть в специальных научных изданиях, а сообщений в средствах массовой информации на данную тему — не будет.
Ну, спасибо и на том. Правда, тогда же, в 1990 году, М.С.Горбачев в одном из своих выступлений, касаясь 45-летия Победы, успел-таки назвать именно нашу цифру: около 27 млн. человек. Вернее, не нашу, а ту, которая — цена и всеобщая, вечная боль Победы.
Оставить свой ответ:
